Неточные совпадения
Когда я теперь вспоминаю его, я нахожу, что он был очень услужливый,
тихий и добрый
мальчик; тогда же он мне казался таким презренным существом, о котором не стоило ни жалеть, ни даже думать.
— Оставь, кажется, кто-то пришел, — услышал он сухой шепот матери; чьи-то ноги тяжело шаркнули по полу, брякнула знакомым звуком медная дверца кафельной печки, и снова установилась тишина, подстрекая вслушаться в нее. Шепот матери удивил Клима, она никому не говорила ты, кроме отца, а отец вчера уехал на лесопильный завод.
Мальчик осторожно подвинулся к дверям столовой, навстречу ему вздохнули
тихие, усталые слова...
У меня был в гимназии товарищ, ровесник мне, Лавровский — и такой милый,
тихий, хорошенький
мальчик, впрочем ничем другим не отличавшийся.
— Ничего не дам, а ей пуще не дам! Она его не любила. Она у него тогда пушечку отняла, а он ей по-да-рил, — вдруг в голос прорыдал штабс-капитан при воспоминании о том, как Илюша уступил тогда свою пушечку маме. Бедная помешанная так и залилась вся
тихим плачем, закрыв лицо руками.
Мальчики, видя, наконец, что отец не выпускает гроб от себя, а между тем пора нести, вдруг обступили гроб тесною кучкой и стали его подымать.
— Веселимся, — продолжает сухенький старичок, — пьем вино новое, вино радости новой, великой; видишь, сколько гостей? Вот и жених и невеста, вот и премудрый архитриклин, вино новое пробует. Чего дивишься на меня? Я луковку подал, вот и я здесь. И многие здесь только по луковке подали, по одной только маленькой луковке… Что наши дела? И ты,
тихий, и ты, кроткий мой
мальчик, и ты сегодня луковку сумел подать алчущей. Начинай, милый, начинай, кроткий, дело свое!.. А видишь ли солнце наше, видишь ли ты его?
Он выставил свое свежее личико из-под рогожи, оперся на кулачок и медленно поднял кверху свои большие
тихие глаза. Глаза всех
мальчиков поднялись к небу и не скоро опустились.
Любовь Андреевна(тихо плачет).
Мальчик погиб, утонул… Для чего? Для чего, мой друг. (
Тише.) Там Аня спит, а я громко говорю… поднимаю шум… Что же, Петя? Отчего вы так подурнели? Отчего постарели?
Странный это был
мальчик: неуклюжий, большеголовый, он смотрел на всё вокруг прекрасными синими глазами, с
тихой улыбкой и словно ожидая чего-то.
Мне гораздо больше нравился малозаметный увалень Саша Михаилов,
мальчик тихий, с печальными глазами и хорошей улыбкой, очень похожий на свою кроткую мать.
Не успела она сделать своего обхода, как загадка разъяснилась. Она услышала вдруг
тихие, переливчатые тоны свирели, которые неслись из конюшни, смешиваясь с шорохом южного вечера. Она сразу поняла, что именно эти нехитрые переливы простой мелодии, совпадавшие с фантастическим часом дремоты, так приятно настраивали воспоминания
мальчика.
Был
тихий летний вечер. Дядя Максим сидел в саду. Отец, по обыкновению, захлопотался где-то в дальнем поле. На дворе и кругом было тихо; селение засыпало, в людской тоже смолк говор работников и прислуги.
Мальчика уже с полчаса уложили в постель.
Так как при этом в груди
мальчика захватывало дыхание, то первые звуки выходили у него какие-то дрожащие и
тихие.
Маленькая знакомка Петра представляла в себе все черты этого типа, который редко вырабатывается жизнью и воспитанием; он, как талант, как гений, дается в удел избранным натурам и проявляется рано. Мать слепого
мальчика понимала, какое счастье случай послал ее сыну в этой детской дружбе. Понимал это и старый Максим, которому казалось, что теперь у его питомца есть все, чего ему еще недоставало, что теперь душевное развитие слепого пойдет
тихим и ровным, ничем не смущаемым ходом…
И теперь трудно было иностранному пришельцу бороться с простою местною дудкой, потому что она явилась слепому
мальчику в
тихий час дремоты, среди таинственного вечернего шороха, под шелест засыпавших буков, в сопровождении всей родственной украинской природы.
Трудно было примириться детскому уму и чувству с мыслию, что виденное мною зрелище не было исключительным злодейством, разбоем на большой дороге, за которое следовало бы казнить Матвея Васильича как преступника, что такие поступки не только дозволяются, но требуются от него как исполнение его должности; что самые родители высеченных
мальчиков благодарят учителя за строгость, а
мальчики будут благодарить со временем; что Матвей Васильич мог браниться зверским голосом, сечь своих учеников и оставаться в то же время честным, добрым и
тихим человеком.
Тонкий, словно стонущий визг вдруг коснулся его слуха.
Мальчик остановился, не дыша, с напряженными мускулами, вытянувшись на цыпочках. Звук повторился. Казалось, он исходил из каменного подвала, около которого Сергей стоял и который сообщался с наружным воздухом рядом грубых, маленьких четырехугольных отверстий без стекол. Ступая по какой-то цветочной куртине,
мальчик подошел к стене, приложил лицо к одной из отдушин и свистнул.
Тихий, сторожкий шум послышался где-то внизу, но тотчас же затих.
— Пойдем ко мне на елку,
мальчик, — прошептал над ним вдруг
тихий голос.
—
Тише, мальчишка! — крикнул ласково и повелительно Отте. — Помолчи немножко. Господин поручик, — обратился он к Михину, — это не он, а его дурацкий переломный возраст скандалит. Дайте
мальчику успокоиться, и все пройдет. Ведь все мы переживали этот козлиный период.
Тот день вечером у постели
мальчика сидела Власьевна, и вместо
тихих сказок он слышал жирные, слащавые поучения.
Этот
тихий вопрос обнял сердце
мальчика напряжённым предчувствием тайны и заставил доверчиво подвинуться к учителю.
На некоторых кроватях
мальчики помещаются по двое, и здесь и там повсеместно идет
тихий шепот и подсмеиванье над тем, что будет и как будет.
— Он у вас будет жить, — шептал в зале Иван Иваныч, — ежели вы будете такие добрые, а мы вам будем по десяти рублей в месяц платить. Он у нас
мальчик не балованный,
тихий…
Хорош он также, когда смотрит на цветы, — лиловыми ручьями льются по стене глицинии, а перед ними этот
мальчик вытянулся струною, будто вслушиваясь в
тихий трепет шёлковых лепестков под дыханием морского ветра.
— И
мальчикПовел меня — и только перед гробом
Я
тихую молитву сотворил,
Глаза мои прозрели; я увидел
И божий свет, и внука, и могилку».
Лёжа на спине,
мальчик смотрел в небо, не видя конца высоте его. Грусть и дрёма овладевали им, какие-то неясные образы зарождались в его воображении. Казалось ему, что в небе, неуловимо глазу, плавает кто-то огромный, прозрачно светлый, ласково греющий, добрый и строгий и что он,
мальчик, вместе с дедом и всею землёй поднимается к нему туда, в бездонную высь, в голубое сиянье, в чистоту и свет… И сердце его сладко замирало в чувстве
тихой радости.
Так, день за днем, медленно развертывалась жизнь Фомы, в общем — небогатая волнениями, мирная,
тихая жизнь. Сильные впечатления, возбуждая на час душу
мальчика, иногда очень резко выступали на общем фоне этой однообразной жизни, но скоро изглаживались. Еще
тихим озером была душа
мальчика, — озером, скрытым от бурных веяний жизни, и все, что касалось поверхности озера, или падало на дно, ненадолго взволновав сонную воду, или, скользнув по глади ее, расплывалось широкими кругами, исчезало.
Закинув головы,
мальчики молча любуются птицами, не отрывая глаз от них — усталых глаз, сияющих
тихой радостью, не чуждой завистливого чувства к этим крылатым существам, так свободно улетевшим от земли в чистую,
тихую область, полную солнечного блеска.
Евсей вздохнул, — он не понимал этого
мальчика. И, желая понять, вторично спросил
тихим голосом...
При жизни мать рассказала Евсею несколько сказок. Рассказывала она их зимними ночами, когда метель, толкая избу в стены, бегала по крыше и всё ощупывала, как будто искала чего-то, залезала в трубу и плачевно выла там на разные голоса. Мать говорила сказки
тихим сонным голосом, он у неё рвался, путался, часто она повторяла много раз одно и то же слово —
мальчику казалось, что всё, о чём она говорит, она видит во тьме, только — неясно видит.
Погружаясь в свои неясные мечты о
тихой и чистой жизни, теперь он находил в ней место и для буйного, лохматого
мальчика.
И у каждого из детей уже появилось свое любимое
тихое местечко, недоступное и защищенное, как крепость; только у девочки Линочки ее крепости шли по низам, под кустами, а у
мальчика Саши — по деревьям, на высоте, в уютных извивах толстых ветвей.
— Умница, паинька-мальчик, хорошо себя вел, — услышал я
тихий шепот. В темноте моя рука схватила ее руку. Темнота вдруг придала мне необыкновенную смелость. Сжав эти нежные холодные пальчики — я поднес их к губам и стал быстро и жадно целовать. В то же время я твердил радостным шепотом...
— Козел, я, когда вырасту, тоже буду коней красть! — произнес вдруг
тихим, горячим шепотом
мальчик. — Не хочу милостыню собирать. Я буду как Бузыга.
— Ты предобрый
мальчик, — прошептала она, смотря на меня
тихими глазками, — пожалуйста же, не сердись на меня, а? Не будешь?
Потом он немного познакомился с этим ежиком. Он был такой слабый,
тихий и кроткий
мальчик, что даже разная звериная мелкота как будто понимала это и скоро привыкала к нему. Какая была радость, когда еж попробовал молока из принесенного хозяином цветника блюдечка!
Но
мальчик никак не мог удовлетвориться такими понятиями; он не мог примириться с мыслью, что, по его выражению, «виденное им не было исключительным злодейством, за которое следовало бы казнить Матвея Васильича; что такие поступки не только дозволяются, но требуются от него как исполнение его должности; что сами родители высеченных
мальчиков благодарят учителя за строгость, а
мальчики будут благодарить со временем; что Матвей Васильич мог браниться зверским голосом, сечь своих учеников и оставаться в то же время честным, добрым и
тихим человеком».
Мальчик лежал ниц, замирал в
тихих, но сильных содроганиях и захлебываясь собственною горячею кровью, которая лилась из раны прямо в шапку и, наполняя ее, быстро задушила его через рот и ноздри.
Облокотясь на стол и припав рукою к щеке,
тихими слезами плакала Пелагея Филиппьевна, когда, исправивши свои дела, воротился в избу Герасим. Трое большеньких
мальчиков молча стояли у печки, в грустном молчанье глядя на грустную мать. Четвертый забился в углу коника за наваленный там всякого рода подранный и поломанный хлам. Младший сынок с двумя крошечными сестренками возился под лавкой. Приукутанный в грязные отрепья, грудной ребенок спал в лубочной вонючей зыбке, подвешенной к оцепу.
И этот
мальчик, скромный и
тихий, как девушка, с его чистыми глазами и открытым лицом, мог ли он быть преступником или темной личностью?
— А в поле зайчики бегают, — причитывала Ефимья, обливаясь слезами, целуя своего
мальчика. — Дедушка
тихий, добрый, бабушка тоже добрая, жалосливая. В деревне душевно живут, бога боятся… И церковочка в селе, мужички на клиросе поют. Унесла бы нас отсюда царица небесная, заступница-матушка!
Но теперь он — такой большой, с серьезным, думающим лбом — был покорен и ласков, как маленький
мальчик. И в душе поднималось что-то
тихое, матерински-нежное. Хотелось сделать ему приятное. Она сняла перчатку и ласково провела рукой по его щеке.
Только
тихое, еле слышное дыхание указывало некоторую жизнь в этом, обтянутом кожей скелете, в которого превратился еще месяц тому назад цветущий, пылающий здоровьем
мальчик.
С этих пор прошло пять лет жизни
тихой и совершенно счастливой, и когда писательский сын был уже в третьем классе гимназии, Апрель Иваныч вдруг стал сбираться к родным в свою «поляцкую сторону» и, несмотря на многие неудобства, уехал туда грустный, а возвратился еще грустнее, и как раз в это самое время пришло ужасное письмо от Зинаиды Павловны, возвещавшей Праше, что она живет тем, что чистит ягоды для варенья и что бог тогда же давно дал ей «двойку зараз,
мальчика и девочку».